Сто тысяч любимых строк

Туда-сюда, так-так, едва-едва -
появляются ноги, потом сразу голова.
И, как Афродита из пены пивной,
он каждое утро рождается вновь.

Какой ужасный дым, какой ужасный чад,
его матери стареют, его чада кричат,
он сидит на крыше, теплой, как булка хлеба,
ковыряя указательным пальцем небо.

Снег идет из дырки в небесах,
через дырку ему видно чьи-то белые глаза,
он не ест, не спит, он слышит голоса.
Такое ощущение, что за потолком,
за лазурью, за глазурью, за небесным огнем
кто-то постоянно шепчется о нем.

ибо что такое мир, когда не пир во имя Любви

Туда-сюда, он дожил до 25 лет,
его деньги крошатся, как черствый хлеб,
но этих подарков задрипанных фей
еще хватает на книги и на портвейн.

Какой ужасный дым, какой ужасный чад,
вчера он видел во сне восьмерых волчат
и по некоторым признакам он вычислил вв них
восьмерых нерожденных детей своих.

Снег идет из дырки в небесах,
все волчата закрывают свои серые глаза,
нам пора уснуть на трижды три часа.
Может быть, в какой-нибудь далекой стране,
на ветренной Венере или на полной Луне,
кто-то также спит и видит нас во сне.

ибо что такое мир, когда не пир во имя Любви

Снег идет буквально каждый год.
Род приходит, род уходит, а снег все идет.
Он пойдет, приляжет и опять пойдет.

(с) Несчастный случай

 

Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что имел — не сберег, что любил — потерял.
Был я смел и удачлив, но счастья не знал.

И носило меня, как осенний листок.
Я менял имена, я менял города.
Надышался я пылью заморских дорог,
Где не пахнут цветы, не светила луна.

И окурки я за борт бросал в океан,
Проклинал красоту островов и морей
И бразильских болот малярийный туман,
И вино кабаков, и тоску лагерей.

Зачеркнуть бы всю жизнь да с начала начать,
Полететь к ненаглядной певунье своей.
Да вот только узнает ли родина-мать
Одного из пропащих своих сыновей?

Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что имел — не сберег, что любил — потерял.
Был я смел и удачлив, но счастья не знал.

Евгений Агранович

 

Ты все еще тревожишься, что будет,
А ничего, все будет так, как есть.
Поговорят, осудят, позабудут -
у каждого свои заботы есть.
Не будет ничего.
А что нам нужно?
Уж нам ли не отмеряно богатств?
То свет, то тьма,
то зелено, то вьюжно,
Вот в лес весной отправимся, Бог даст...
Нет, не уляжется, не перебродит,
Не то, что лечат с помощью разлук,
Не та болезнь, которая проходит,
Не в наши годы. Так-то, милый друг.

И только ночью боль порой разбудит -
Как в сердце нож...
Подушку закушу,
И плАчу, плАчу, -
Ничего не будет!
А я живу, хожу, смеюсь, дышу.

 

Вам одеваться было лень
И было лень вставать из кресел.
- А каждый Ваш грядущий день
Моим весельем был бы весел!

Особенно смущало Вас
Идти так поздно в ночь и холод.
- А каждый Ваш грядущий час
Моим весельем был бы молод!

Вы это делали без зла,
Невинно и непоправимо.
- Я Вашей юностью была,
Которая проходит мимо.
М.Цветаева

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? - Чья победа? -
Кто побежден?

Все передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?

Кто был охотник? - Кто - добыча?
Все дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце - Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки - что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?
М.Цветаева

 

Не знаю, чьи, но... безумно нравятся:

Я тебе подарю, самый ранний и чистый рассвет,
Заблудившись умрет он в бетонных объятьях домов,
Зашвырну в небо головню солнца, чей огненный след,
Потеряет тепло, в пелене кучевых облаков.

Я войду в твою жизнь, сладкой негой предутренних снов,
Струйкой кофе вольюсь в белоснежный фарфор бытия,
Я найду бесконечное множество ласковых слов,
Их чужими губами скажу и спою для тебя.

Я согрею, невзрачность и холод бездушных зеркал.
Я смахну с твоих щек теплым ветром, хрусталики слез.
Я тебя так отчаянно долго на свете искал.
Только шелест осенней листвы для тебя не всерьез,

И нежданным письмом в твою жизнь я без спроса вернусь.
Растворюсь вкруг тебя, как незримый, бесплотный эфир,
В час предутренних снов я как прежде к тебе прикоснусь,
Подарю тебе снова хрустальный, сияющий мир,

Я живой, я как все, я всего лишь один среди Вас!
Я уже не могу быть другим. Я устал умирать!
Я сквозь время прошел, чтоб увидеть огонь твоих глаз,
Чтобы те же слова, но своими губами сказать.

 

Дела!
Меня замучили дела — каждый миг, каждый час, каждый день, —
Дотла
Сгорело время, да и я — нет меня, — только тень, только тень!

Ты ждёшь...
А может, ждать уже устал — и ушёл или спишь, —
Ну что ж, —
Быть может, мысленно со мною говоришь...

Теперь
Ты должен вечер мне один подарить, подарить, —
Поверь,
Мы будем только говорить!

Опять!
Всё время новые дела у меня, всё дела и дела...
Догнать,
Или успеть, или найти... Нет, опять не нашла, не нашла!

Беда!
Теперь мне кажется, что мне не успеть за судьбой —
Всегда
Последний в очереди ты, дорогой!

Теперь
Ты должен вечер мне один подарить, подарить, —
Поверь,
Мы будем только говорить!

Подруг
Давно не вижу — всё дела у меня, без конца всё дела, —
И вдруг
Сгорели пламенем дотла все дела, — не дела, а зола!

Весь год
Он ждал, но дольше ждать и дня не хотел, не хотел, —
И вот
Не стало вовсе у меня больше дел.

Теперь
Ты должен вечер мне один подарить, подарить, —
Поверь,
Что мы не будем говорить!

Владимир Высоцкий

 

Порывистый упрямый ветер
Стучался в тонкое стекло,
И в одинокий грустный вечер
Ему открыла я окно:
Ворвался он - шальной и пыльный,
Рассыпал по полу листву,
И грудью – молодой и сильной
Отбросил штору к потолку…
На стенах заиграли тени,
Звенел торжественно хрусталь:
Он целовал мои колени,
Как их никто не целовал…
Потом осыпал лепестками
Из вазы, выдернув цветок,
Сухими жадными губами
Шептал, что тоже одинок…

Он в душу мне проник, как стих,
Но вдруг внезапно без причины,
Он наигрался и затих…
Ах, ветер, ты как все мужчины!

 

Впрочем среди наших тоже есть поэты

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана,
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

В. Маяковский

Kyryx добавил [date]1072102093[/date]:
Или, если позволите, так:

Overhead the albatross hangs
Motionless upon the air
And deep beneath the rolling waves
In labyrinths of coral caves
The echo of a distant time
Comes billowing across the sand
And everything is green, the sun beneath
And no one showed us to the land
And no one knows the where's of the why's
But something tares and something tries
And starts to climb towards the land

Strangers passing in the street
By chance to separate closes meet
And I am you and what I see is me
And do I take you by the hand
And lead you through the land
And help me understand the best I can
And no one calls us to the dawn
And no one forces down our eyes
And no one speaks and no one tries
No one flies around the sun

Cloudless everyday you fall upon my waking eyes
Inviting and inciting me to rise
And through the window in the wall
Come streaming in on sunlight wings
A million bright ambassadors of morning
And no one sings me lullabies
And no one makes me close my eyes
So I throw the windows wide
And crawl to you across the sky

R. Waters

 

Вот опять окно,
Где опять не спят
Может - пьют вино,
Может - так сидят.
Или просто рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Крик разлук и встреч-
Ты, окно в ночи!
Может - сотни свеч,
Может - три свечи…
Нет и нет уму
Моему покоя.
И в моем дому
Завелось такое.

Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем.

(с) М. Цветаева

 

Ты не горюй обо мне, не тужи,-
тебе, а не мне
доживать во лжи,
мне-то никто не прикажет:
- Молчи!
Улыбайся!-
когда xоть криком кричи.
Не надо мне до скончанья лет
думать - да,
говорить - нет.
Я-то живу, ничего не тая,
как на ладони вся боль моя,
как на ладони вся жизнь моя,
какая ни есть -
вот она я!
Мне тяжело...
тебе тяжелей...
Ты не меня,- ты себя
жалей.

В.Тушнова

 

ЛИСТОПАД
Утро птицею в вышние
Перья радужные роняет.
Звезды, словно бы льдинки, тают
С легким звоном в голубизне

В Ботаническом лужи блестят
Озерками большими и мелкими.
А по веткам рыжими белками
Прыгает листопад.

Вон, смеясь и прильнув друг к дружке,
Под заливистый птичий звон
Две рябинки, как две подружки,
Переходят в обнимку газон.

Липы важно о чем-то шуршат,
И служитель метет через жердочку
То ль стекло, то ли синюю звездочку,
Что упала с рассветом в сад.

Листопад полыхает, вьюжит,
Только ворон на ветке клена
Словно сторожем важно служит,
Молчаливо и непреклонно.

Ворон старый и очень мудрый,
В этом парке ему почет.
И кто знает, не в это ль утро
Он справляет свой сотый год...

И ему объяснять не надо,
Отчего мне так нелегко.
Он ведь помнит, как с горьким взглядом
Этим, этим, вот самым садом
Ты ушла далеко-далеко...

Как легко мы порою рушим
В спорах-пламенях все подряд.
Ах, как просто обидеть душу
И как трудно вернуть назад!

Сыпал искры пожар осин,
Ну совсем такой, как и ныне.
И ведь не было злых причин,
Что там злых - никаких причин,
Кроме самой пустой гордыни!

В синеву, в тишину, в листву
Шла ты медленно по дорожке,
Как-то трепетно и сторожко -
Вдруг одумаюсь, позову...

Пестрый, вьюжистый листопад,
Паутинки дрожат и тают,
Листья падают, шелестят
И следы твои покрывают.

А вокруг и свежо, и пряно,
Все купается в бликах света,
Как "В Сокольниках" Левитана,
Только женской фигурки нету...

И сейчас тут, как в тот же день,
Все пылает и золотится.
Только горечь в душе, как тень,
Черной кошкою копошится.

Можно все погрузить во мрак,
Жить и слушать, как ливни плачут,
Можно радость спустить, как стяг...
Можно так. А можно не так,
А ведь можно же все иначе!

И чего бы душа ни изведала,
Как ни било б нас вкривь и вкось,
Если счастье оборвалось,
Разве значит, что счастья не было?!

И какая б ни жгла нас мука,
Но всему ль суждено сгореть?
Тяжелейшая вещь - разлука,
Но разлука еще не смерть!

Я найду тебя. Я разрушу
Льды молчания. Я спешу!
Я зажгу твои взгляд и душу,
Все, чем жили мы - воскрешу!

Пусть все ветры тревогу свищут.
Я уверен: любовь жива!
Тот, кто любит, - дорогу сыщет!
Тот, кто любит, - найдет слова!

Ты шагнешь ко мне, верю, знаю,
Слез прорвавшихся не тая,
И прощая, и понимая.
Моя светлая, дорогая,
Удивительная моя!

Асадов

 

К ПРУДУ
Не осуждай меня, пойми:
Я не хочу тебя обидеть,
Но слишком больно ненавидеть,-
Я не умею жить с людьми.

И знаю, с ними - задохнусь.
Я весь иной, я чуждой веры.
Их ласки жалки, ссоры серы...
Пусти меня! Я их боюсь.

Не знаю сам, куда пойду.
Они везде, их слишком много...
Спущусь тропинкою отлогой
К давно затихшему пруду.

Они и тут - но отвернусь,
Следов их наблюдать не стану,
Пускай обман - я рад обману...
Уединенью предаюсь.

Вода прозрачнее стекла
Над ней и в ней кусты рябины.
Вдыхаю запах бледной тины...
Вода немая умерла.

И неподвижен тихий пруд...
Но тишине не доверяю,
И вновь душа трепещет,- знаю,
Они меня и здесь найдут.

И слышу, кто-то шепчет мне:
"Скорей, скорей! Уединенье,
Забвение, освобожденье -
Лишь там... внизу... на дне... на дне..."
1895
Зинаида Гиппиус.

 

ПАДАЕТ СНЕГ
Падает снег, падает снег —
Тысячи белых ежат...
А по дороге идет человек,
И губы его дрожат.

Мороз под шагами хрустит, как соль,
Лицо человека — обида и боль,
В зрачках два черных тревожных флажка
Выбросила тоска.

Измена? Мечты ли разбитой звон?
Друг ли с подлой душой?
Знает об этом только он
Да кто-то еще другой.

Случись катастрофа, пожар, беда —
Звонки тишину встревожат,
У нас милиция есть всегда
И «Скорая помощь» тоже.

А если просто: падает снег
И тормоза не визжат,
А если просто идет человек,
И губы его дрожат?

А если в глазах у него тоска —
Два горьких черных флажка?
Какие звонки и сигналы есть,
Чтоб подали людям весть?!

И разве тут может в расчет идти
Какой-то там этикет,
Удобно иль нет к нему подойти,
Знаком ты с ним или нет?

Падает снег, падает снег,
По стеклам шуршит узорным.
А сквозь метель идет человек,
И снег ему кажется черным...

И если встретишь его в пути,
Пусть вздрогнет в душе звонок,
Рванись к нему сквозь людской поток.
Останови! Подойди!

Асадов

 

Не знаю, чьи.........

Не обожгись! Когда ладонью нежной, Коснешься раскаленной чаши лба, Не спрашивай, не осуждай, не требуй, Не уходи. Не покидай меня.
Не уноси холодные ладони, Не забирай с собою мягкость рта, Оставь мне ласку и любовь Мадонны. Верни мне всепрощение Христа.
Прошу останься, обреченной жертвой, Безмолвным ангелом, у моего плеча. Невинностью. Любовью безответной, Безжалостным сочувствием врача.
Я дьявол - Люцифер мне имя, Я бездна, мрак, прибежище греха, Я обречен, я проклят. Я всесилен. Я безнадежен. Но я жив, пока
Со мной ты, рядом, и твоя ладонь, Ко лбу холодной кожей прикипает, И ад, что укрывает череп мой, Почти мгновенно, сразу, остывает.
Я Бог, я чист, я есть предел всему, Я воплощаю все что суждено, И если даже мир идет ко дну, Я свят, безгрешен и невинен, но
Ты здесь! Ты рядом, на челе моем, Твоей ладони притаилась нежность, Нет ничего. Лишь мы с тобой вдвоем, И бесконечность времени, безбрежность.
Я человек, в "ничто" из "ниоткуда" Меня влечет погонщица-судьба, Но если б Бога не предал Иуда, Тогда б наверно, мир не знал Христа.
Рассыплюсь миллионами осколков, Когда в ночное небо глянешь ты, Я стану, кем захочешь. Лишь бы. Только, Со мной была ты. Я молю: Прости.

 

Я так давно родился,
Что слышу иногда,
Как надо мной проходит
Зелёная вода.
А я лежу на дне речном,
И вижу из воды.
Далёкий свет,
Высокий дом,
Зелёный луч звезды.

Борхес.

 

Одинокая птица ты летишь высоко
В антрацитовом небе безлунных ночей,
Повергая в смятенье бродяг и собак
Красотой и размахом крылатых плечей

У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда.
Тебя манит незримая миру звезда.
А в глазах у тебя неземная печаль.
Ты сильная птица но мне тебя жаль.

Одинокая птица ты летаешь высоко
И лишь безумец был способен так влюбиться
За тобою вслед подняться,
За тобою вслед подняться
Чтобы вместе с тобой
Разбиться ...
С тобою вместе

Черный ангел печали, давай отдохнем,
Посидим на ветвях, помолчим в тишине.
Что на небе такого, что стоит того,
Чтобы рухнуть на камни тебе или мне...

Одинокая птица ты летаешь высоко
И лишь безумец был способен так влюбиться
За тобою вслед подняться,
За тобою вслед подняться
Чтобы вместе с тобой
Разбиться ...
С тобою вместе

И. Кормильцев

 

Руки Полины, как забытая песня под упорной иглой.
Звуки ленивы и кружат, как пылинки, над ее головой.
Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажгет в них свет.
Утро Полины продолжается сто миллиардов лет.

И все эти годы я слышу, как колышется грудь.
И от ее дыханья в окнах запотело стекло.
И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.
В ее хрустальной спальне постоянно, постоянно светло.

Я знаю тех, кто дождется, и тех, кто, не дождавшись, умрет.
Но и с теми и с другими одинаково скучно идти.
Я люблю тебя за то, что твое ожидание ждет
Того, что никогда не сможет произойти.

Пальцы Полины словно свечи в канделябрах ночей,
Слезы Полины превратились в бесконечный ручей,
В комнате Полины на пороге нерешительно мнется рассвет,
Утро Полины продолжается сто миллиардов лет.

(с) они же

 

Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо и встреч не надо,
и не надо моей печали,
и не надо твоей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,
и о многом забыть пора...
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.
Значит, как мне тебя покинуть,
как мне память из сердца вынуть,
как не греть твоих рук озябших,
непосильную ношу взявших?
Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?
Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет...
Кто сказал, что легко любить?

В.Тушнова

 

И опять не скажу, чьи....
Не пойму, зачем этот вечер,
Если нас разделяет полгорода.
Зачем нам вообще эти встречи,
Если рядом мы мерзнем от холода?
Я не знаю, зачем нужен пир,
Если не греешь ты взглядом.
Зачем мне вообще этот мир,
Если ты не со мною рядом?!

 

Cutty Sark

Бутусов

Вот, сегодня прочитал стихотворение XV века, не поленился настучать.

Разочарование

Годы жизни проходят,
Шаг их неуловим:
Годы нас догоняют,
Мы - за жизнью спешим.

Годы мчатся к пределу
Нам отмеренных лет,
Умирать начинаем,
Чуть родимся на свет.

Все начала – конечны,
Вечен круговорот:
И к последнему вздоху
Первый вздох приведёт.

Время – глупый младенец,
Время – старец хромой,
Улетает на крыльях,
Убивает косой.

И мы видим со страхом,
Как в песочных часах
Время прахом струится,
Превращаю нас в прах.

В колыбели жемчужной
Точит слёзы родник:
Он от урны сапфирной
Отделён лишь на миг.

Оборвёт половодье
Пенье струй в роднике,
Иль он в реку вольётся,
Растворится в реке.

Вот корабль горделивый
Смело режет волну,
Но, застигнутый бурей,
Вдруг идёт он ко дну.

В беге жизни неверной,
В тусклых сумерках лет
Дремлет древнее чудо –
Жизни первый рассвет.

Пред фиалкой подсолнух
Высится, исполин,
Но им саваном общим
Станет белый жасмин.

Дивным благоуханьем
Наполняет сады
Дух карминной кометы,
Дух жемчужной звезды.

Но и розы шипами
Жизни не защитить
От невидимой парки,
Обрезающей нить.

Огневая гвоздика,
Ирис – гордый цветок
Отцветок неизбежно
В им положенный срок.

Пусть заря понапрасну
Не ликует, горя:
Ведь из краткости ночи
Возникает заря…

Птичий хор пусть не будит
Полунощную тень,
Ведь из мрака ночного
Нарождается день…

Нам подвластное время
Ускользает от нас:
С каждым прожитым часом
Смерти близится час.

И столь быстро мельканье
Ускользающих дней,
Словно вовсе их не было
В жизни моей…

Хоть с надеждой встречаем
Мы грядущие дни,
Но наступят и канут
В мрак забвенья они.

Благотворно забвенье
Для испытанных бед:
Память их не достанет
Со дна прожитых лет.

Все черты и все краски
Растеряв на бегу.
Сам себя распознать я
Сам в себе не могу.

Не таким меня создал
Всемогущий господь,
Но божественный образ
Влил он в грешную плоть…

Преждевременным трупом,
Схоронившим мечты,
Жизнь влачу, погружённый
В скорбь мирской суеты.

Вместо света – потёмки,
Тело – высохший сук,
Вместо пламени – пепел,
Сердце – скопище мук…

Но уж скоро прощаться
Нам с юдолью земной
И в другой жизни, вечной,
Ждёт нас вечный покой.

Франсеск Фонтанелья.

 

Я боюсь потерять это светлое чудо,
что в глазах твоих влажных застыло в молчанье..
я боюсь этой ночи, в которой не буду
прикасаться лицом к твоей розе дыханья

Я боюсь, что ветвей моих мертвая груда
устилатсь этот берег таинственный станет.
Я носить не хочу за собою повсюду
те плоды, где укроются черви страданья..

Если клад мой заветный взяла ты с собою,
если ты моя боль, что пощады не просит,
Даже если совсем ничего я не стою,
пусть последний мой колос утрата не скосит,
и пусть будет поток твой усыпан листвою,
что роняет моя уходящая осень..

 

Свободный пересказ.. что-то с памятью моей стало

Среди миров, в мерцании светил
одной звезды я повторяю имя,
не потому, что я ее любил,
а потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
я у нее одной ищу ответа.
Не потому, что с нею мне светло,
а потому, что с ней не надо света


(с) И. Анненский