Сто тысяч любимых строк. Часть 2.

Дай вам Бог, с корней до крон
Без беды в отрыв собраться,
Уходящему - поклон,
Остающемуся - братство.

Вспоминайте наш снежок
Посреди чужого жара,
Уходящему - рожок,
Остающемуся - кара.

Всяка доля по уму,
И хорошая и злая,
Уходящего - пойму,
Остающегося - знаю.

Край души, больная Русь,
Перезвонность, первозданность.
С уходящим - помирюсь,
С остающимся - останусь.

Но в конце пути сияй
По заветам Саваофа
Уходящему - Синай,
Остающимся - Голгофа.

(с) Б. Чичибабин

 

***
Странник прошел, опираясь на посох,
Мне почему-то припомнилась ты.
Едет пролетка на красных колесах —
Мне почему-то припомнилась ты.
Вечером лампу зажгут в коридоре —
Мне непременно припомнишься ты.
Что б ни случилось, на суше, на море,
Или на небе,— мне вспомнишься ты.
/В.Ходасевич/

 

Shamanka
Красиво.


Красивых любят чаще и прилежней,
Веселых любят меньше, но быстрей, —
И молчаливых любят, только реже,
Зато уж если любят, то сильней.

Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, —
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, —
Поспешишь — и ищи ветра в поле.

Она читает грустные романы, —
Ну пусть сравнит, и ты доверься ей, —
Ведь появились черные тюльпаны —
Чтобы казались белые белей.

Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, —
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, —
Поспешишь — и ищи ветра в поле.


Слова бегут, им тесно — ну и что же! —
Ты никогда не бойся опоздать.
Их много — слов, но все же если можешь —
Скажи, когда не можешь не сказать.


Не кричи нежных слов, не кричи,
До поры подержи их в неволе, —
Пусть кричат пароходы в ночи,
Ну а ты промолчи, промолчи, —
Поспешишь — и ищи ветра в поле.
(c) Владимир Семёныч

 

пойми, вот так, внезапно уставать
умеют лишь влюбленные и дети
вертлявейшие из детей. ответь им
на тысячи внезапных почему. зачем. когда
как кошка стала кошкой
да спи, в конце концов, и дай мне жить
и спят. из любознательных детей
во сне перерождаясь в томных фавнов
стыдливых нимф, смеющихся кокоток
чтоб выпорхнуть из кокона к утру
в умелые ладони первых встречных
в уставшие ладони первых встречных
по кругу вновь - не первая, но встреча
как огрубели руки у любви
и по ночам опять все кошки серы
молчание, бессонница, прощанье
мне - одиночество, себе оставь прощенье
уйди, в конце концов, и дай мне жить
так умолять умеют только дети
так убивать умеют только дети -
любимейшие из приблудных женщин
нежнейшие из преданных мужчин
/Елена Чинахова/

 

[off]долго думала, запостить или не запостить[/off]

Упрекают. Говорят – дескать, пошло и не эстетично,
дескать, вот мы, к примеру, – о том же, но только другими словами,
и, дескать, как же, гражданочка, вам не стыдно – вам лично –
всё называть своими грубыми именами?

А я никогда не любила вранья. Никогда не любила.
«Точка наивысшего наслаждения» заставляет меня нервно шарахаться.
«Давай займёмся любовью»? – да я бы за эту фразу тебя убила.
Или ты не умеешь трахаться?

Странные люди… Им всё время хочется быть гораздо красивей, чем нужно,
как будто не знают, что настоящий оргазм всегда некрасив, хоть полезен,
поскольку оргазм (настоящий) ломает весь контур снаружи –
поскольку оргазм (настоящий) есть «сколько выдержишь», а не «сколько влезет».

К чему это я?.. Ах, да. Послушай, давай не будем про то, как там в песне поётся.
Умоляю, не строй из меня королеву, ладно?
А просто сорви с меня всё, что успеешь, и всё, что сорвётся,
и просто возьми меня. Сразу. Жадно.
(Н.Воронцова-Юрьева)

 

bild
[off]Зубами изорвана простыня.
Спина исцарапана в кровь.
Хотя бы кратко, но научи меня,
Что это — секс или любовь? [/off]

В 2000 читала победителей сайта проза.ру, наткнулась на Воронцову-Юрьеву, рассказ "Она":
Иногда мне казалось, что она необыкновенно красива. Необыкновенно. Что этого даже не может быть - быть такой необыкновенно красивой женщиной. Я ведь красивых видела, - особенно зимой их особенно видно, этих обыкновенно красивых, и чаще всего они почему-то в метро попадаются, как будто им страшно быть обыкновенно красивыми где-нибудь ещё, да ещё зимой, как будто их обыкновенная красота могла отсыреть и отклеиться, не выдержав русских морозов переменно с оттепелью.
Вот они и ездили в метро, все эти обыкновенно красивые женщины, и мне их там было особенно видно. Потому что это просто читалось у них на лице, у каждой читалось, как указатель: внимание, читалось, я красивая! Посмотришь на этот указатель и видишь: правда, красивая, но - обыкновенно красивая, как будто обыкновенным шрифтом набранная или как будто обыкновенным красивым голосом на обыкновенную пленку записанная - осторожно, двери закрываются.
А она была не такой. Она была необыкновенно красивой. Как будто даже и некрасивой уже, а так себе, ничего особенного, как будто сама уже не выдерживала своей красивости. И это было сразу видно, то, что она красивая, и то, что она красивая необыкновенно. И самое интересное, что это совершенно не читалось на её лице, совершенно не читалось, а просто виделось, если, конечно, была охота смотреть или было чем видеть.

не стихи конечно, но Красиво!

 

Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно...
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: "Довольно!"

Каждый вечер подносят к окну
Мое кресло. Я вижу дороги.
О, тебя ли, тебя ль упрекну
За последнюю горечь тревоги!

Не боюсь на земле ничего,
В задыханьях тяжелых бледнея.
Только ночи страшны оттого,
Что глаза твои вижу во сне я...
(c)

 

Вчера в очередной -ндцатый раз посмотрела любимый фильм "Четыре свадьбы и одни похороны". Очень люблю вот эти стихи из фильма:

Stop all the clock

Остановите время. Отрежьте телефон.
Заткните пианино и старый патефон.
Пусть помолчит собака над костью мозговой.
Несите гроб на улицу по серой мостовой.
Пускай напишет самолет разборчивый плакат
“Он умер, умер, умер” на белых облаках.
Раздайте полицейским перчатки черный креп
И ленточки на шею красоткам юных лет.
Он был мой Север и Восток, и Запад мой, и Юг,
Рабочая неделя и праздничный досуг,
И полдень мой, и полночь; и воздух, и вода…
Я думала, что мы вдвоем навеки, навсегда.
Вылейте море, выметите лес.
Погасите звезды на заднике небес.
Разберите солнце. Упакуйте луну.
Все это не нужно. Больше ни к чему.

Уистон Хью Оден


И еще перевод, Бродского, вроде как:

Часы останови, забудь про телефон,
и Бобику
дай кость,
чтобы не тявкал он.
Укрой чехлом
рояль.
Под барабана дробь
и всхлипыванье
пусть
теперь выносят гроб!
Пускай аэроплан,
свой объясняя вой,
начертит в небесах
"Он мёртв"
над головой.
Пусть лебедь в бабочку
из крепа спрячет грусть.
Регулировщики в перчатках чёрных пусть.
Он был мой север,
юг,
мой запад, мой восток,
мой шестидневный
труд,
мой выходной восторг,
слова и их
мотив,
местоимений сплав.
Любви,
считал я,
нет конца -
я был
неправ.
Созвездья погаси, и больше не смотри
вверх!
Упакуй Луну
и Солнце
разбери,
слей в чашку
океан,
лес чисто подмети.
Отныне
никого в них больше не найти.

 

Ты вернешься после пяти недель
Приключений в чужом краю
В цитадель отчизны, в ее скудель,
В неподвижную жизнь мою.
Разобравшись в записях и дарах
И обняв меня в полусне,
О каких морях, о каких горах
Ты наутро расскажешь мне!
Но на все, чем дразнит кофейный Юг
И конфетный блазнит Восток,
Я смотрю без радости, милый друг,
И без зависти, видит Бог.
И пока дождливый, скупой рассвет
Проливается на дома,
Только то и смогу рассказать в ответ,
Как сходил по тебе с ума.
Не боясь окрестных торжеств и смут
Но не в силах на них смотреть,
Ничего я больше не делал тут
И, должно быть не буду впредь
Я вернусь однажды к тебе, Господь,
Демиург, Неизвестно Кто,
И войду, усталую скинув плоть,
Как сдают в гардероб пальто.
И на все расспросы о грузе лет,
Что вместила моя сума,
Только то и смогу рассказать в ответ,
Как сходил по тебе с ума.
Я смотрю без зависти - видишь сам
-На того, кто придет потом.
Ничего я больше не делал там
И не склонен жалеть о том.
И за эту муку, за этот страх,
За рубцы на моей спине -
О каких морях, о каких горах
Ты наутро расскажешь мне!

Дмитрий Быков

 

наотмашь

Кем быть? (Из неизданных архивов Маяковского).


Я бы стал капитаном судна.
Не лайнера океанского - незачем.
А так - теплохода. Не трудно,
Наверное, рулить по мелочи.

Всякие толпы бездельников
Возил бы туда-сюда
С пятницы до понедельника
Всюду, где есть вода.

И однажды бы мой трёхпалубник
Наполнился толпою огромною
И трапы стонали бы жалобно -
Пришли бы артисты народные.

И когда б, с колокольным ударом
Команда построилась вся,
Пришли бы Регина и Клара,
Евдокимов и Петросян.

И я пригласил бы ведущую
С коллегами её по сцене
В экскурсию самую лучшую -
Конечно, она оценит!

И тогда б я открыл кингстоны
На самом глубоком фарватере.
И под зрителей вопли и стоны
Утопил бы всех к чертовой матери!

http://www.livejournal.com/users/chmyrnovich/72497.html

 

А ты теперь тяжелый и унылый,
Отрекшийся от славы и мечты,
Но для меня непоправимо милый,
И чем темней, тем трогательней ты...

Ты пьешь вино, твои нечисты ночи,
Что наяву, не знаешь, что во сне,
Но зелены мучительные очи,
Покоя, видно, не нашел в вине.

И сердце только скорой смерти просит,
Кляня медлительность судьбы.
Всё чаще ветер западный приносит
Твои упреки и твои мольбы...

Но разве я к тебе вернуться смею?
Под бледным небом родины моей
Я только петь и вспоминать умею,
А ты меня и вспоминать не смей.

Так дни идут, печали умножая.
Как за тебя мне Господа молить?
Ты угадал: моя любовь такая,
Что даже ты не смог ее убить...
(c) Ахматова

 

Consul
Слабые, женские стихи.

А, ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая.
Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе страшный подарок -
Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,

Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенных чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.

(с) она же

Но мне больше нравится ее супруг, Н. Гумилев.

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам,
Темным платьям и пиджакам -
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.

Я люблю - как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник и мытарь
И блудница крикнут: вставай!

(с) Н. Гумилев

 

ПЕРЕСЕКАЯ ЧЕРТУ
Crossing the Bar
Sunset and evening star

И закат и звезда с высоты
За собою меня зовут.
И не надо стонать у последней черты,
А пора собираться в путь.

Так прилив выгибает спину
И в пене ревет прибой,
Вывинчиваясь из самых глубин
И опять уходя домой

Темнеет. Вечерний звон.
Дневной затихает шум.
И не надо грустить и ронять слезу
Оттого, что я ухожу.

Время, Место - остались здесь.
А меня понесло - туда.
Я надеюсь столкнуться лицом к лицу
С Хозяином Бытия
(c) Лорд А.Теннисон

 

Иггдрасиль

Фи. : Ну и пусть. Какие есть. Вот еще. Все она же, все там же...

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,
А я знала их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: "Со мною умри!

Я обманут моей унылой
Переменчивой, злой судьбой".
Я ответила: "Милый, милый,
И я тоже, умру с тобой!"

Это песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-желтым огнем.

 

Ищи меня сегодня среди морских дорог,
За островами, за большой водою,
За синим перекрёстком двенадцати ветров,
За самой ненаглядною зарёю.

Здесь горы не снимают снегов - седых одежд,
А ветер лишь неверности порука.
Я здесь построил остров - страну сплошных надежд
С проливами Свиданье и Разлука.

Не присылай мне писем - сама себя пришли,
Не спрашивая тонкого совета.
На нежных побережьях кочующей земли
Который год всё ждут тебя рассветы.

Пока качает полночь усталый материк,
Я солнце собираю на дорогах.
Потом его увозят на флагах корабли,
Сгрузив туман у моего порога.

Туман плывёт над морем, в душе моей туман,
Всё кажется так просто и не просто.
Держись, моя столица, зелёный океан,
Двенадцать ветров, синий перекрёсток!

(с) Ю. Визбор

Иггдрасиль добавил [date]1117620522[/date]:
Consul
А уж если об Ахматовой... То вот это:

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью,-
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.

 

И, как всегда бывает в дни разрыва,
К нам постучался призрак первых дней,
И ворвалась серебрянная ива
Седым великолепием ветвей.
Нам, исступленным, горьким и надменным,
Не смеющим глаза поднять с земли,
Запела птица голосом блаженным
О том, как мы друг друга берегли...

 

Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь,
Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,
Я подумаю, боже всевышний,
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
Безнадежные карие вишни.
Возвращаться плохая примета,
Я тебя никогда не увижу.

И качнутся бессмысленной высью
Пара фраз, залетевших отсюда,
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу.

 

"Слабые, женские стихи"... Ахматова? Вы уверены...?

А не ставший моей могилой
Ты, гранитный, кромешный, милый,-
Побледнел, помертвел, затих.
Разлучение наше мнимо-
Я с тобою неразлучима:
Тень моя на стенах твоих,-
Отраженье мое в каналах,-
Звук шагов в эрмитажных залах
И на гулких сводах мостов.
И на старом Волковом Поле,
Где могу я плакать на воле
В чаще новых твоих крестов.
Мне казалось, за мной ты гнался,
Ты, что там погибать остался
В блеске шпилей, в отблеске вод,
Не дождался желанных вестниц -
Над тобой лишь твоих прелестниц,
Белых ноченек хоровод.
А веселое слово «дома»
Никому теперь незнакомо -
Все в чужое глядят окно.
Кто в Ташкенте, кто в Нью-Йорке,
И изгнания воздух горький,
Как отравленное вино.

 

[off]сочинение на заданную тему [/off]

Я умею любить.
Умею покорной и нежною быть.
Умею заглядывать в очи с улыбкой
Манящей, призывной и зыбкой.
И гибкий мой стан так воздушен и строен,
И нежит кудрей аромат.
О, тот, кто со мной, тот душой неспокоен
И негой объят...
Я умею любить. Я обманно-стыдлива.
Я так робко-нежна и всегда молчалива.
Только очи мои говорят.
Они ясны и чисты,
Так прозрачно-лучисты.
Они счастье сулят.
Ты поверишь - обманут,
Лишь лазурные станут
И нежнее и ярче они -
Голубого сиянья огни.
И в устах моих - алая нега.
Грудь белее нагорного снега.
Голос - лепет лазоревых струй.
Я умею любить. Тебя ждет поцелуй.
(с) Она же...

 

Мда... чего только не напишешь в 17 лет, даже если ты - будущая Ахматова)))

 

Я сказала про конкретные строки. Не будем же мы сравнивать Ахматову раннюю с Ахматовой поздней?
Кста, если уж делить поэтесс Серебрянного (и немного позже) века, то Ахматова - "женские" стихи, соответственно - слабые. Сильные, "мужские" - это уже Цветаева, но тоже, пожалуй, несколько более позднего периода (уж по крайней мере, не периода Эфроса)


Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью.
А думал - забавницу,
Гадал - своенравницу,
Веселую птицу-певунью.

Покликаешь - морщится,
Обнимешь - топорщится,
А выйдет луна - затомится,
И смотрит, и стонет,
Как будто хоронит
Кого-то,- и хочет топиться.

Твержу ей: крещенному,
С тобой по-мудреному
Возиться теперь мне не в пору;
Снеси-ка истому ты
В днепровские омуты,
На грешную Лысую гору.

Молчит - только ежится,
И все ей неможется,
Мне жалко ее, виноватую,
Как птицу подбитую,
Березу подрытую,
Над очастью, богом заклятую.

(с) Н. Гумилев

 

Как говорится: от сильной Цветаевой слабой Ахматовой.

Кем полосынька твоя
Нынче выжнется?
Чернокосынька моя!
Чернокнижница!

Дни полночные твои,
Век твой таборный…
Все работнички твои
Разом забраны.

Где сподручники твои,
Те сподвижнички?
Белорученька моя,
Чернокнижница!

Не загладить тех могил
Слезой славою.
Один заживо ходил
Как удавленный.

Другой к стеночке пошел
Искать прибыли.
(И гордец же был - сокoл)
Разом выбыли.

Высокo твои братья!
Не докличешься!
Яснооконька моя,
Чернокнижница!

А из тучи-то (хвала
Диво дивное!)
Соколиная стрела,
Голубиная…

Знать, в два перышка тебе
Пишут тамотка,
Знать, уж вскорости тебе
Выйдет грамотка:

- Будет крылышки трепать
О булыжники!
Чернокрылонька моя!
Чернокнижница!

 

Consul
А мне всегда казалось, что Цветаева не любила Ахматову Вот Гумилев ее любил, потому - аллаверды

Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцаньи
Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно
Лишь тонкой музыке стиха,
Пред жизнью дальней и туманной
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.

Когда я жажду своеволий
И смел, и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.

[off]Как как-то сказала bild, эту тему давно пора приватизировать bild, Olg@, Cutty Sark, Сколопендра и Consul [/off]

 

Значит, не надо.
Значит, не надо.
Плакать не надо.

В наших бродячих
Братствах рыбачьих
Пляшут - не плачут.

Пьют, а не плачут.
Кровью горячей
Платят - не плачут.

Жемчуг в стакане
Плавят - и миром
Правят - не плачут.


- Так я ухожу? - Насквозь
Гляжу. Арлекин, за верность,
Пьеретте своей - как кость
Презреннейшее из первенств

Бросающий: честь конца,
Жест занавеса. Реченье
Последнее. Дюйм свинца
В грудь: лучше бы, горячей бы

И - чище бы...
Зубы
Втиснула в губы.
Плакать не буду.

Самую крепость -
В самую мякоть.
Только не плакать.

В братствах бродячих
Мрут, а не плачут.
Жгут, а не плачут.

В пепел и в песнях
Мертвого прячут
В братствах бродячих.

[off]люблю я стихи Цветаевой... [/off]

 

Да я тоже, в принципе, люблю...

Вот опять окно
Где опять не спят
Может, пьют вино
Может, так сидят...
Или просто
Рук не разнимут двое
В каждом доме,друг,
Есть окно такое...

Крик разлук и встречь
Ты -окно в ночи
Может, сотни свеч
Может, три свечи
Нет, нет ему
Моему покоя
И в моем дому
Завелось такое


Хотя Юнну Мориц, у которой сегодня день рождения, люблю больше

Плыл кораблик вдоль канала,
Там на ужин били склянки,-
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.

Так названивают льдинки
Возле елочного зала,-
На Полянке, на Ордынке
Тихо музыка играла.

Так бурликал на полянке
Тот ручей, где я играла,-
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.

Я как раз посерединке
Жизни собственной стояла,-
На Полянке, на Ордынке
Тихо музыка играла.

Я снаружи и с изнанки
Ткань судьбы перебирала,-
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.

Тихо музыка играла
На Полянке, на Ордынке.
Мама стекла вытирала,
Где в обнимку мы на снимке.

Бумазейкой вытирала,
Просветляла облик в рамке.
Тихо музыка играла
На Ордынке, на Полянке.

Это было на стоянке,
Душу ветром пробирало,-
На Ордынке, на Полянке
Тихо музыка играла.

 

хокуомарки

Смешно, как люто гонит нас
в толкучку гомона и пира
боязнь остаться лишний раз
в пустыне собственного мира.

***

Я не верю вранью отпетому
о просвете во мраке мглистом.
Я отчаялся. И поэтому
стал отчаянным оптимистом.

***
мой гарри

 

Я тебя полюбил неожиданно, сразу, нечаянно,
Я тебя увидал - как слепой вдруг расширит глаза
И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна,
Что избыточно вниз, в изумруд, излилась бирюза.
Помню. Книгу раскрыв, ты чуть-чуть шелестела страницами.
Я спросил: "Хорошо, что в душе преломляется лед?"
Ты блеснула ко мне, вмиг узревшими дали, зеницами.
И люблю - и любовь - о любви - для любимой - поет.
(с) Константин Бальмонт

 

Сколопендра

Ну, а я как-то не особо.

Белорученька моя, чернокнижница...
Невидимка, двойник, пересмешник,
Что ты прячешься в черных кустах,
То забьешься в дырявый скворечник,
То мелькнешь на погибших крестах,
То кричишь из Маринкиной башни:
"Я сегодня вернулась домой.
Полюбуйтесь, родимые пашни,
Что за это случилось со мной.
Поглотила любимых пучина,
И разрушен родительский дом".
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем,
А за нами таких миллионы,
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг погребальные звоны
Да московские дикие стоны
Вьюги, наш заметающей след.
(с) Ахматова

 

Давайте лучше Гумилева!

Пять коней подарил мне мой друг Люцифер
И одно золотое с рубином кольцо,
Чтобы мог я спускаться в глубины пещер
И увидел небес молодое лицо.

Кони фыркали, били копытом, маня
Понестись на широком пространстве земном,
И я верил, что Солнуе зажглось для меня,
Просияв, как рубин на кольце золотом.

Много звездных ночей, много огненных дней
Я скитался, не зная скитанью конца,
Я смеялся порывам могучих коней
и игре моего золотого кольца.

Там, на высях созданья - безумье и снег,
Но коней я ударил свистящим бичом.
Я на выси созданья направил их бег
И увидел там деву с печальным лицом.

В тихом голосе слышались звоны струны,
В странном взоре сливался с ответом вопрос,
И я отдал кольцо этой деве луны
За неверный оттенок разбросанных кос.

И, смеясь надо мной, презирая меня,
Люцифер распахнул мне ворота во тьму,
Люцифер подарил мне шестого коня -
И Отчаянье было названье ему.

 

Давайте..

Мой старый друг, мой верный Дьявол,
Пропел мне песенку одну:
- Всю ночь моряк в пучине плавал,
А на заре пошел ко дну.

Кругом вставали волны-стены,
Спадали, вспенивались вновь,
Пред ним неслась, белее пены,
Его великая любовь.

Он слышал зов, когда он плавал:
"О, верь мне, я не обману"...
Но помни, - молвил умный Дьявол, -
Он на заре пошел ко дну. -

Сколопендра добавил [date]1118040582[/date]:
Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога, -
Все мы - смешные актеры
В театре Господа Бога.

Бог восседает на троне,
Смотрит, смеясь, на подмостки,
Звезды на пышном хитоне -
Позолоченые блестки...

Как хорошо и привольно
В ложе Предвечного Света!
Дева Мария довольна,
Смотрит, склоняясь в либретто:

«Гамлет? Он должен быть бледным...
Каин? Тот должен быть грубым!» -
Зрители внемлют победным,
Солнечным, ангельским трубам...

Бог, наклонясь, наблюдает.
К пьесе он полон участья:
«Жаль, если Каин рыдает,
Гамлет изведает счастье, -

Так не должно быть по плану!»
Чтобы блюсти упущенье,
Боли, глухому тирану,
Вверил он ход представленья...

Боль вознеслася горою,
Хитрой раскинулась сетью,
Всех утомленных игрою
Хлещет кровавою плетью...

Множатся пытки и казни...
И возрастает тревога:
Что, коль не кончится праздник
В театре Господа Бога?!